воскресенье, 23 марта 2008
Недавно дневнике у
Пилат читала про одного из так называемых вдохновителей, людей, которые ничего/или почти ничего не написав, тем не менее оказывают огромное влияние на литературу,
Пепина Бельо.
Маседонио Фернандеса в какой-то степени тоже можно отнести к числу вдохновителей. Шутили, что Хорхе Луис Борхес был его "лучшим произведением".
Из Википедии почерпнула:
Маседонио Фернандес (исп. Macedonio Fernández, 1 июня 1874, Буэнос-Айрес — 10 февраля 1952, там же) — аргентинский поэт, прозаик, устный философ.
Писательская стратегия Маседонио Фернандеса — это бесконечный подступ к писанию, постоянная переделка набросков безо всякой мысли об их публикации. Лишь по настоянию друзей он издает в 1920—1940-х годах несколько фрагментов написанного в форме повестей, романов, но чаще — «предисловий» к будущим книгам.Заинтересовавшись характеристикой "устный философ", сходила прочитала
статью Борхеса о нём. Как и с Китом Марлоу очень заинтересовал человек.
То, что больше всего понравилось из статьи, утащила сюда. Проект "как стать президентом" - это вообще, нет слов!
Биография Маседонио Фернандеса, всю жизнь занятого чистой игрой ума и редко снисходившего к действию, еще не написана.
Заводить друзей было его страстью.
Эрудицию он считал суетой, великолепным способом не думать.
Сновидческая сущность бытия - одна из любимейших тем Маседонио, но когда я осмелился рассказать ему о китайце, которому приснилась бабочка и который, проснувшись, не мог понять, человек он, увидевший во сне бабочку, или бабочка, во сие увидевшая себя человеком, Маседонио не узнал себя в этом древнем зеркале и ограничился вопросом о датировке цитируемого текста. "Пятый век до Рождества Христова". - ответил я, на что Маседонио заметил, что китайский язык с той далекой поры претерпел множество изменений, поэтому из всех слов притчи разве что слово "бабочка" сохранило четкий смысл.
Бездушие вынуждает нас предполагать, что люди созданы по нашему подобию; Маседонио Фернандес совершал благородную ошибку, предполагая, что окружающие одного с ним интеллектуального уровня.
Маседонио превосходно владел искусством безделия и одиночества. Нас, аргентинцев, кочевая жизнь на почти безлюдных просторах приучила к одиночеству без скуки; телевидение, телефон и - почему бы и нет - чтение виновны в том, что этот ценный дар мы теряем.
Творчество не было целью Маседонио Фернандеса. Он жил (как никто другой), чтобы мыслить. Ежедневно, словно пловец - сильному течению, он доверял себя сюрпризам и превратностям мысли, поэтому способ мышления, называемый письмом, не вызывал у него ни малейших усилий.
Маседонио ни во что не ставил письменное слово; поменяв жилье, он не перевозил за собой рукописей, метафизических или литературных трудов, стопкой лежащих на столе и заполнявших шкафы и ящики. Поэтому многое было утрачено, вероятно, невосполнимо. Вспоминаю, как я упрекнул его в таком небрежении; он ответил, мол, полагать, будто мы можем потерять что-либо, - это гордыня, ибо разум человеческий столь беден, что обречен открывать, терять и открывать заново одни и те же вещи.
Маседонио требовал, чтобы все герои романа были нравственно безупречны; наша эпоха предлагает противоположное решение, за единственным и очень порядочным
исключением Шоу, изобретателя и изготовителя героев и святых.
За улыбкой благожелательства и некоторой отрешенностью Маседонио пульсировал страх - страх боли и смерти. Последний привел его к отрицанию Я, чтобы не было Я, которому умирать; первый - к отрицанию сильных физических болей. Он пытался убедить себя и нас, что организм человека не может чувствовать сильное наслаждение, следовательно, и сильную боль. Мы с Латуром слышали от него такую красочную метафору: "В мире, где все удовольствия - игрушки из магазина, боли не могут быть орудиями кузнеца". Маседонио считал иначе - мы должны вообразить боль и все с ней связанное, дабы не испугаться ее в действительности.
Его интересовала механика славы, а не ее стяжание. Год или два кряду он развлекался с грандиозным и пространным проектом стать президентом Республики. Многие хотят открыть табачную лавку, и почти никто - стать президентом; из этой национальной черты Маседонио вывел, что стать президентом легче, чем открыть лавку. Кто-то из нас заметил, что не менее справедливым будет и другой вывод: открыть табачную лавку труднее, чем стать президентом; Маседонио с серьезным видом согласился. Главное (повторял он) - это реклама имени. Маседонио решил воспользоваться своим удивительным именем; моя сестра и некоторые ее подруги писали имя Маседонио на обрывках бумаги или открытках и заботливо забывали их в кондитерских, в трамваях, у ворот, в прихожих домов и в синематеках. Другой уловкой было благорасположение иностранных обществ; с мечтательной серьезностью Маседонио рассказывал, как он оставил в Немецком клубе неполный том Шопенгауэра со своей подписью и карандашными маргиналиями.
Теперь хочу этот ненаписанный роман. Последняя фраза про эзотерическую поэзию и живопись в духе кубизма как элементы антиутопии убила наповал)
Из этих в той или иной мере призрачных замыслов, с исполнением которых не следовало спешить, ибо двигаться нужно было с величайшей осторожностью, возникла идея грандиозного фантастического романа, происходящего в Буэнос-Айресе, за который мы все вместе и принялись. (Если память не изменяет, Хулио Сесар Дабове до сих пор хранит рукопись начальных глав; мы могли бы его закончить, но Маседонио все тянул, поскольку ему больше нравилось говорить, чем
воплощать.) Роман назывался "Человек, который будет президентом"; действующие лица - друзья Маседонио; на последней странице читателя ожидало открытие, что авторы книги - протагонист Маседонио Фернандес, братья Дабове и Хорхе Луис Борхес, покончивший с собой в конце девятой главы, а также Карлос Перес Руис, участник беспримерных авантюр с радугой. В произведении переплетались два сюжета: первый, очевидный, - забавная кампания Маседонио, метящего на пост президента Республики; второй, тайный, - заговор ложи миллионеров-неврастеников, а может, и умалишенных, направленный на достижение той же цели. Они решают подорвать сопротивление народа с помощью ряда последовательных, причиняющих неудобства нововведений. Первое (возникшее в романе) - автоматические сахарницы, которые на самом деле не позволяют подсластить кофе. За ним следуют другие: двойная перьевая ручка с пером на каждом конце, грозящая выколоть глаза; крутые лестницы, не имеющие и двух одинаковых ступенек; горячо рекомендованная расческа-наваха, оставляющая вас без пальцев; инструменты, изготовленные из сплава двух несовместимых веществ, так что крупные предметы оказывались легкими в обман наших ожиданий, а мелкие - тяжеленными; распространение детективов со склеенными страницами; эзотерическая поэзия и живопись в духе кубизма или дада.
@темы:
Люди и людишки,
запала,
цитаты,
чудесное рядом